Один мужчина, утверждавший, что он в меня бесповоротно влюблен, претендовавший на ежевечерние свидания с перспективой любви до гроба, пытавшийся затащить меня на ужин к своим родителям и искренне веривший, что это мероприятие может как-то фатально повлиять на наши вялотекущие отношения, однажды попросил: «Марьяна, не могла бы ты не носить каблуки, когда мы вместе?».
Если честно, до меня даже не сразу дошел смысл его претензии. «Это еще почему?» — удивилась я. Мужчина долго мялся, но потом все-таки решил сказать: «Когда ты на шпильках, ты немного выше меня. Я чувствую себя неловко».
Возможно, я слишком категорична, но больше с тем мужчиной мы никогда не виделись. И дело не в том, что я не способна к разумным компромиссам. Просто с виду невинный комплекс по поводу пары сантиметров разницы в росте — вершина огромного айсберга. Я всегда была выше всех — и в детском саду, и в школе. Помню первые школьные вечеринки, на которых мы, двенадцатилетние, примеряли еще плохо сидящие на наших нерасправленных плечах социальные роли кавалеров и барышень. Мои двенадцать лет пришлись на начало девяностых, так что распределение ролей было патриархальным — увешанные мамиными бусами и облитые духами «Дольче вита», мы стояли у стеночки, а наши, еще тонкоголосые, мальчики выбирали, кого пригласить потанцевать под балладу Aerosmith.
Как правило, меня приглашать стеснялись, и в те годы я натренировала надменно-индифферентное выражение лица, которым иногда пользуюсь и до сих пор. Во всей нашей школе не было кавалера, чья макушка доставала бы мне хотя бы до подбородка. Мой рост часто становился поводом для агрессивных шуток. Я ощущала себя одиноким маяком, статуей Давида в Пушкинском музее, рослой скандинавской Брунгильдой, чей удел — изучать макушки, вместо того, чтобы смотреть в глаза, Гулливером в стране лилипутов.
В тринадцать лет мои подруги носили каблуки, мне же этот способ познания женственности был недоступен — даже когда они были на шпильках, а я — босиком, я все равно смотрелась выше. Мне было четырнадцать, когда все изменилось. Тогда стало ясно, что высокий рост — это не насмешка природы, а крапленый туз в рукаве.
Моя мама увидела по телевизору рекламу — агентство Славы Зайцева набирало новых манекенщиц. Я отправилась на кастинг, три с половиной часа стояла в опоясывающей дом моделей очереди и прошла отбор. Там, в агентстве, и выяснилось, что высокий рост — это модно, а мои 180 см — нижний предел этой самой моды. Неожиданно я попала в коллектив, где выше меня были все.
Меня научили носить каблуки и не сутулиться. С тех пор прошло еще шестнадцать лет. За эти годы у меня, как и у любой городской женщины с активной жизненной позицией, было немало свиданий — удачных и не очень. И вот что я поняла: высокий рост — это еще и своеобразная лакмусовая бумажка, помогающая определить, насколько у мужчины присутствует то чувство спокойной уверенности в себе, которое, на мой взгляд, является основной составляющей мужественности. Иным и в голову не придет сравнить себя со спутницей по параметру роста, а другие, на вид вполне зрелые, где-то в глубине души так и остались тонкоголосыми мальчишками, неловко перебирающими ногами под медляки Aerosmith.
Марьяна Р.
